Московский школьник призвал миллеровцев восстановить заброшенный памятник истории своего города

На слабо

Ну, и чудный же городок Миллерово! Абрикосы, сливы и яблоки растут прямо на улицах. Солнца – хоть отбавляй. И ребята что надо. Я хоть и недолго здесь гостевал, но успел познакомиться с парой парней и девчонок. Шебутные ребята, прямо, под стать их южному говору.

- Да, пускай пойдёт с нами. Шо бояться-то? Не схавают же его, в самом деле. Пусчай, трусанёт чуток, – так уговаривала Танюха своих друзей взять меня с собой в «барский» дом. Это, пожалуй, немногое, что осталось в маленьком городишке из старинных достопримечательностей. Ребята рассказали, что ещё до революции в нём жила барыня родом из Польши, и поэтому его ещё иногда зовут «полячкиным». Небольшое, в полтора этажа строение, и вправду производило удручающее впечатление. Лестница, по которой меня повели, заросла деревьями, и я подумал, вот было бы классно, снять здесь фильм ужасов. Словом, не место, а рай для страшилковской натуры. Полуразрушенные каменные ступени частично были покрыты мхом, а из трещин росли деревья. Я так и видел – сумрак, а на фоне этого пейзажа бежит запыхавшаяся девушка, и её платье цепляют ветви, пытаясь задержать бежняжку, служа своему зловещему хозяину. В общем, шёл я здесь в реальности, а мыслями был на съёмочной площадке. Но кто бы знал, что ужастик случится прямо этой ночью, а в главной роли буду я. Дело в том, что парни решили взять меня на слабо. Типа, слабо тебе просидеть в подвале этого дома до часа ночи? Я, если честно, ни за что бы на такое не пошёл, но они сказали, что «масквичу» такое не осилить, а это уже, считай, задета честь моего города, и я не мог опозорить родные пенаты. Взяв бутылку воды, фонарик и пару яблок, я решился на этот сумасшедший поступок, предварительно соврав родным, что пошёл с ночёвкой к новому товарищу Саньке. По дороге ребята мне рассказали, что в этом доме давно видели привидений. Каждую ночь в подвалах что-то падает и кто-то всхлипывает. В общем, старались они на славу, и даже если бы я сидел дома на кровати, мне всё равно бы не удалось спокойно заснуть. А тут я собрался провести полночи в эпицентре ужасов.

Оказалось, в доме не полтора этажа, а все три. И самым удивительным был подвал. Там не было остатков барельефов, как наверху, но двери и своды, сделанные из крепкого дуба, так и веяли стариной и надёжностью. Раньше здесь хранили вина и другие продовольственные запасы. Но сегодня здесь был жуткий беспорядок, прямо, чуть ли не как у меня дома. Я с ребятами просидел в одной из комнат часа два, и они всё это время пичкали меня страшилками. И откуда у них такой запас?! Им бы книгу жуткостей писать, а они на меня одного работали. К вечеру они засобирались и, оставив свои номера телефонов, мол, если что – звони, разбежались по домам. Ага, звони. Я посмотрел на свой смартфон и не увидел в нем ни одного деления связи. Но я не собирался сдаваться, ведь на кону честь родного края. Сидя в углу, это положение я выбрал не случайно (чтобы за спину никто бы не подкрался сзади), я рассматривал узоры витиеватых разводов древесины на остатках полок. Чтобы попросту не расходовать батарейки на фонарике, я вырубил его. В темноте сидеть было скучно, и я прикорнул.

Время лилось, как тягучий сироп – медленно и вяло. Сначала внутри всё клокотало от переживаний из-за рассказов ребят, но усталость, в конечном итоге, победила. Так я и засопел, укрывшись этим победным стягом. Вдруг что-то загремело, и я, открыв глаза, увидел перед собой лицо очень красивой женщины. «Надо же», – подумал я, – вроде бы перед сном не о девушках думал (хотя Таня ничего такая девчонка). Женщина с явным интересом разглядывала меня. Но спросонья я не очень приветливый и иногда даже злой.

- Что надо? Я что, экспонат? Неприлично так пялиться на людей!

- Знаете ли, сударь, это не я к Вам в гости без разрешения зашла. И не я уснула в Вашем доме. Хотя, возможно, Вы в чём-то и правы.

И тут барышня отплыла от меня метра на три и замерла. И как же я быстро проснулся, когда до меня дошло, что женщина как-то странно передвигается: уж очень плавно. И вообще что-то в ней было не так. Когда же я взглянул на её ноги, то понял, что их нет. Меня аж в пот бросило. И тут по подвалу разлился хохот.

- Что ж ты на женские ножки заглядываешься? Не знаешь, что это неприлично? - продолжая смеяться, укорила меня барыня.

- Было бы на что заглядываться. Извините, конечно, но ножек-то я не вижу.

- Так их и нет. Сейчас нет, - женщина перестала смеяться. - Я призрак. Да, сейчас ножек нет, но были времена, когда эти полы и эти ступени каждый день отвечали мне приветственным постукиванием на удары моих каблучков. Сколько же я души вложила в этот дом. Сколько сил! Мне очень понравились эти края, и я мечтала остаться здесь навсегда. Мне казалось, что я наконец-то нашла место, в котором хотелось пустить корни. Поэтому я смело принялась за обустройство дома. Я днём и ночью думала, как бы еще улучшить интерьер. Как правильно заложить парковые зоны. Выписывала молодые деревца для аллей. А сколько я изъездила ярмарок, выкупая лучших жеребцов для своих табунов. Да, раньше здесь была жизнь. А сейчас всё умирает. Дом рушится, а деревья захватывают площади перед усадьбой. А я так мечтала о том, чтобы здесь бегали и резвились мои дети и внуки. Но история изменила судьбу этих мест.

- Извините, а как к Вам обращаться? – невпопад выронил я.

- Меня звали Елизаветой Михайловной Терентьевой. А что, нынче и не помнят имен былых времен?

- Нет, ну почему сразу не помнят-то? Про Вас даже страшилки рассказывают. Правда, этот жанр не подразумевает упоминание полных фамилии, имени, отчества. Так что Вы не сердитесь, пожалуйста, - выкрутился я.

- Да, пошуметь лишний раз я люблю. Такова натура привидений. Мы тщетно пытаемся имитировать жизнь, но в итоге лишь пугаем своих соседей из параллельной реальности. Сам подумай, каково это, жить и не жить одновременно. И так сто лет, а то и больше. Тоска зеленая. Вот и начинаешь пытаться «жить». Особенно тяжко, когда видишь, как жестоко судьба обходится с тем, что было тебе дорого, как время диктует свои правила, а ты ничего не можешь с этим поделать. После смерти ты видишь все грани жизни, даже те, о которых лучше и не знать вовсе. От этого зачастую привидения бывают злыми. Они обижены своей беспомощностью, - поясняла Елизавета Михайловна. - И уйти в мир иной тоже не получается. Моя беда в том, что я была слишком привязана к этой усадьбе. Я уехала во время гражданской войны, когда поняла, что по-прежнему в России не будет никогда. Но даже после смерти это место меня не отпускает. Надо завершить дела. Привести в порядок дом, поместье. Но без плоти это сложно сделать.

- Опять ты, Лизавета Михална, свою шарманку вселенской грусти крутишь, – тут из стены выплыл мужчина в военной форме времён второй мировой. - С таким настроем и от тоски помереть можно. Да, только второй раз, боюсь, никак не выйдет. Кончай давай, могло быть и хуже в конце концов. Ты хотя бы сама отсюда уехала, а меня фашисты здесь пожизненно похоронили. Знал бы, что привидением стану, Севастополь, вон, оборонять пошел бы. Там хоть море. А так, сиди тут, в этом подвале да гляди на этот бардак. Ух, был бы чуть живее, привел бы тут все в порядок. А то такая грязь, что хоть святых выноси. Стыдно, в самом деле.

- Ох, Григорий Степанович, грешно такие шутки шутить.

- Отчего же, стесняюсь спросить? Боитесь, в рай не попадем, Лизавета Михална? Так, поздно уже бояться-то.

- Ваш оптимизм ситуацию отнюдь не исправит.

- Но и с Вашим настроем, Лизавет Михална, Берлин не взять, однако.

Я смотрел на все это и чувствовал, как душа уходит в пятки, а то и дальше. Мне было просто жутко страшно. От вида красноармейца меня просто страх распирал изнутри. Одно дело, миловидная барышня и совсем другое – полумертвый мужик, весь в кровоподтёках, да ещё и без глаза. В этот момент, он, как будто услышав мои мысли, закрыл изувеченную часть черепа рукой.

- Прости, солдат. Не хотел тебя напугать. Если б доложили, что в нашем полку сегодня прибудет, нарядился бы, как Кутузов. Но с докладчиками нынче беда. Всех на тот свет позабирали. Счастливые. А я, как видишь, сижу на оборонке без выходных. Постоянно на стреме. А то ж, больно много хулиганов развелось. И ладно б дети, так нет же, взрослые люди разворовывают. Кто кирпич стащит, кто окно разобьет. А иной раз и вовсе спиваться сюда приходят. Нашли кабак, понимаете ли. Сталина на них нет. Уж не знаю, куда там власти смотрят, но, как по мне, комсомольцу не положено так себя вести.

- Григорий Степанович, так нет уж комсомола давным-давно, - уточнила Елизавета Михайловна.

- Во-во, оно и видно. Ух, был бы чуть живее…

- Товарищ офицер, извините, конечно, но Вас-то как сюда… прописали? – спросил я.

- Да тут все просто, малец. В 42-ом году я попал в плен и меня, как и многих офицеров Красной Армии, заточили здесь. Тут неподалеку концлагерь был с нашими солдатами. Боялись фашисты оставлять нас рядом с солдатами, боялись, что поднимем бунт в лагере. И правильно делали, что боялись. Как видишь, пытали, хотели на свою сторону переманить. Но не тут то было. Я их и с того света доставал. Седыми отсюда поуходили.

-А почему Вы здесь сейчас? - спросил я – Берлин-то взяли уже, вроде как.

- Да, есть проблемка. Я последний в роду был. Погиб, а помянуть меня и некому, а документы мои пропали. Вот и сижу здесь с унынием Лизаветы Михалны. Иногда как взвоет, так и поверишь, что ад на земле, да и теща милым созданием покажется, царство ей Небесное.

-Да что Вы себе позволяете, Григорий Степанович! – возмутилась барышня.

- Вы меня, конечно, извините, Лизавет Михална, но от года к году с Вами все тяжелее общаться. Я еще при жизни в плену заметил, что в этом подвале как-то невесело. И сдается мне, не только фашисты к этому руку приложили. Улыбнитесь, сударыня. Жизнь прекрасна, а мы с Вами, считай, почти живые. Вам надо почаще бывать на свежем воздухе. Кстати, малец, а ну-ка, доложи обстановку. Что там за пределами подвала?

- Боюсь огорчить, товарищ офицер, но у барышни есть все основания тосковать по былым временам. Ситуация, мягко скажем, плачевная.

- Согласен, в военное время местные ландшафты тоже не особо впечатляли. Но сейчас-то всяко лучше. Войны нет давно, а значит, здесь и музей сделать можно. Пионеры приходили бы, и узнавали о подвигах своих предков. Кстати, солдат, о памяти… Ты бы не мог за меня свечку в церкви поставить? Григорий я, ну, ты уж слышал. Тебе просто в церковь сходить, а у меня раны, может, хоть ненадолго ныть перестанут. А то ж, болят, собаки. У наших бойцов куда хуже кошмар творится. Тут неподалеку концлагерь был, уже рассказывал про него. Так и там, представляешь, тоже таких привидений полно. Только у них-то все гораздо хуже: они, вон, есть хотят. С голоду умирали, и так голодные и ходят. А уж про ранения я и вовсе молчу.

- Так… так точно, товарищ офицер, - замямлил я. - Да, только, где я столько имен достану?

- А это уж ты сам решай. Наверняка потомки нас помнят. Не могли они забыть…

Вдруг что-то грохнуло и отворилась дверь. Я вскочил и увидел Таню, которая вся тряслась и, не заходя в подвал, светила сюда фонарём. Она позвала меня. Я выбежал к ней навстречу. Всё-таки она была красивая. Я обязательно скажу ей об этом. Но сейчас надо было рассказать ей всё то, что я услышал и увидел этой ночью. Я не успел подойти, как она затараторила.

-Ты не трусь. Я не хотела тебя подставлять. Мы договорились минут на десять тебя закрыть, а нас родичи словили и по хатам распихали. Я вон только сбежала и сразу к тебе. Ты уж прощай.

Я же стоял, как заворожённый, и слушал песню её слов. Очнувшись, я захотел представить ее своим новым знакомым, но, оглянувшись, никого не увидел.

С утра я побежал в ближайший храм и подал записку за упокой души Григория-воина. А днём я всё рассказал ребятам. И про Елизавету Михайловну, и про шутки Григория Степановича, и про многое другое. Они слушали и не верили своим ушам. А потом я спросил их про имена тех солдат из концлагеря, но их ответ ужаснул меня. Оказалось, что все имена не просто стерлись из памяти потомков, их осознанно уничтожила власть, когда приказала сжечь найденные на территории концлагеря боевые жетоны. Уму непостижимо! Получается, эта земля никогда не узнает своих героев, а бедные привидения так и будут вечно смертельно страдать от голода…

Теперь я понял, почему так важно беречь историю. Особенно, темные ее страницы: в них навеки скрыты имена сотен хороших, ни в чем невинных людей. Меня так разозлила вся эта ситуация с солдатами и барским домом, что теперь я решил взять ребят на слабо. А слабо ли им отстоять «барский» дом и устроить там музей? И не надо ныть, что мало лет. Им здесь жить и отвечать перед памятью предков. А предки всегда рядом, так что подвести никак нельзя!..

Викентий Копытков